Экс-политзаключенный Николай Козлов: В Беларуси везде царит атмосфера страха. Репрессии не останавливаются

Председатель Объединенной гражданской партии, бывший оперуполномоченный по особо важным делам уголовного розыска Николай Козлов был политзаключенным дважды.

В августе 2021-го его приговорили к трехмесячному аресту за разглашение данных следствия по делу Координационного совета.

Спустя несколько месяцев после освобождения политика опять задержали, обвинили по «народной» статье за участие в протестах и приговорили к 2,5 года колонии.

Пока Козлов отбывал срок, его мать умерла, но на похороны мужчину не отпустили. 15 августа 2023 года Верховный суд ликвидировал Объединенную гражданскую партию. В июле 2024-го политик вышел на свободу, а недавно стало известно, что он покинул Беларусь.

«Нелегко далось решение уехать из страны»

— Вы освободились 22 июля 2024 года, но уехали только сейчас. Почему?

— Да, я там пробыл больше года, получается. Во-первых, были домашние дела — пока сидел, у меня мама умерла. А во-вторых, и это самое главное, — не хотел уезжать. Я хотел жить в Беларуси. Нелегко далось решение, что надо уезжать.

По политическим статьям я же уже судим дважды. После первой своей отсидки принял принципиальное решение оставаться дома. Потому что, будучи председателем Объединенной гражданской партии, я не мог уехать раньше, чем мои коллеги, единомышленники. Мне кажется, руководитель должен уезжать последним, когда все уже в безопасности. Поэтому я остался и попал в тюрьму во второй раз.

К сожалению, в беларуских тюрьмах остаются наши друзья и единомышленники. Мы будем делать все, чтобы они как можно скорее вышли на свободу.

— Чем вы занимались этот год? Нужно же что-то делать, зарабатывать на хлеб. Как у вас получалось с этим справляться?

— Получалось плохо, я вам скажу. Никто не хочет рисковать ни своим бизнесом, ни своей должностью. Один из моих знакомых, человек высокой квалификации, после долгих-долгих поисков смог устроиться только грузчиком в магазин. И то только потому, что там была большая нужда в таких сотрудниках. Иначе его и не взяли бы.

Ни на одно предприятие не берут, потому что в администрации любого из них есть идеологи, бывшие сотрудники КГБ, МВД, которые проверяют на политическую лояльность.

И будь ты хоть семи пядей во лбу, с политическими статьями устроиться практически невозможно.

«В их понимании я был предателем»

— Вы 17 лет работали старшим оперуполномоченным по особо важным делам уголовного розыска. Но большую часть своего второго срока отбывали в ИК-15, а не в «Витьбе-3», где сидят бывшие чиновники и силовики. Как считаете, почему вас не отправили туда?

— Я не знаю, почему они так сделали. Видимо, у них какие-то были свои соображения, потому что лично для меня это загадка. А может быть, рассчитывали, что из-за того, что я все-таки бывший сотрудник милиции, ко мне будет специальное отношение со стороны осужденных. Но я, честно говоря, этого не почувствовал.

Это первое. И второе — в колонии в отряде я был всего где-то около полугода. Почти год провел в ШИЗО и ПКТ. Из всего срока очень мало был на общих основаниях. Я в конце февраля попал в колонию этапом, а уже, по-моему, в октябре «уехал» в ПКТ. И пробыл там до освобождения.

— Вы говорили, что у заключенных не было особого отношения из-за того, что вы бывший сотрудник милиции. А у администрации и надзирателей?

— В основном отношение было, может быть, немножечко хуже, чем к остальным политзаключенным. Потому что в их понимании я, наверное, был предателем. Ну и судя по тому, что почти 11,5 месяцев я провел в ШИЗО и ПКТ.

А если добавить к этому мой первый срок в три месяца ареста, то получается, что больше года я провел в одиночке. Бывал в санчасти из-за проблем с давлением.

— О ваших проблемах со здоровьем было известно только, что в июле 2023-го ваши соратники сообщали о бронхите. Как часто вы попадали в санчасть и как там оказывалась помощь?

— Кроме проблем с сердцем, у меня начались проблемы со зрением, стали разваливаться зубы, появились проблемы с желудком. Знаете, в условиях заключения обостряются все старые болячки и добавляются новые.

Впервые в санчасть я попал уже на второй день в колонии — было высокое давление. Пока там лежал, на меня «навешали» кучу всяких нарушений. Я все время у них спрашивал: «Подождите, у меня постельный режим, я лежу в санчасти один, но у меня пять нарушений. Как такое возможно?»

Это никого не смутило, и меня из санчасти отправили прямиком в ШИЗО, как только восстановили давление и здоровье более-менее. Такое демонстративное, циничное и подлое отношение меня глубоко задело, и я отказался от еды.

Я брал еду и возвращал ее обратно нетронутой. На вопрос администрации, не объявляю ли я голодовку, отвечал, что у меня пропал аппетит.

Не ел 12 дней, пока не случился сбой сердечного ритма, я уже не мог стоять. Вообще собирался побольше поголодать.

Меня снова отправили в санчасть. Там привели более-менее в порядок и опять отправили в ШИЗО.

Интересный нюанс по поводу голодовки. На пятый-шестой день мне начали приносить «гражданскую» еду в надежде, что я начну есть. Предлагали жареную куриную ногу с гречкой, хорошо прожаренную рыбу, картошку с соленым огурчиком, уху… В это трудно поверить, но это правда.

— Сотрудники из своих ссобоек приносили или у них там отдельное меню?

— Я не знаю. На второй день еще удивился, думаю: «Ничего себе, как кормят!» Когда человек в тюрьме голодает, к нему обязательно подсаживают еще одного, чтобы тот наблюдал за состоянием и звал помощь, если что-то случится.

Эти люди, которые со мной сидели, когда я отказался от еды, от этого сильно выигрывали. Когда я у одного спросил, всегда ли тут так хорошо кормят, он ответил: «Нет, но сейчас, может, по случаю 8 Марта приготовили». Ну, не очень умный был этот мой сокамерник (смеется).

«У нас в отряде, наверное, процентов 10 — это политзаключенные»

— Сколько в отряде было политических заключенных и как к ним относились? Кого из известных людей вы встречали?

— Политзаключенных было достаточно много. У нас в отряде — процентов 10, может, 12.

Встречал Александра Федуту. Он был в другом отряде, поэтому мы редко виделись. И многих еще — сейчас не вспомню фамилии. Там очень много людей, которые ходили с бирками политзаключенных — стояли на профилактическом учете как склонные к экстремизму и иной деструктивной деятельности.

Кто-то лайк поставил, кто-то что-то в интернете не очень лестное для Лукашенко написал. Такого плана — основная масса людей. Были военные, пограничники, кого только не было.

— Как Александр Федута себя чувствует?

— Он же болеет, и, по большому счету, ему нельзя работать. Это было в 2023-м. Начальник колонии Алексей Лазаренко лично приказал, чтобы Федуту водили на работу.

Его всегда сопровождал кто-то из заключенных, потому что он не может поспевать за всеми в силу здоровья. Идет с отрядом на промзону и сидит там, пока все работают.

Вот такое сволочное отношение администрации — если ты не можешь работать, все равно будешь ходить на промзону вместе со всеми.

Хотя все, кому по состоянию здоровья нельзя работать, оставались в отряде. Наверное, Федута единственный на всю зону, с кем так поступали.

«Они просто смотрели мне в глаза и говорили: «Ой, а мы не знали»»

— В марте 2023-го у вас умерла мама, и вас не отпустили на похороны. Что говорила администрация?

— Они просто посмотрели мне в глаза и сказали: «Ой, а мы не знали, что у вас мама умерла». И мало того, незадолго до смерти мама высылала мне телеграмму, но я ее не получил.

Я вообще не получал писем, кроме как от сестры. И даже телеграмму мамину не передали. А потом сказали, что не знали, никакой телеграммы не получали, не в курсе. Вот и все. Этого я не смогу забыть.

— А вы как узнали о смерти мамы?

— Сестра приехала, чтобы мне сообщить, уже после того, как мама умерла.

— Как переживали это в колонии?

— Наверное, неважно, где ты находишься, когда получаешь такую новость. Это одинаково: в колонии ты или где-то в другом месте. Если не можешь попрощаться, похоронить, это всегда мучительно. И хуже всего, когда тебе кажется, что, может быть, если бы ты был там рядом, то как-то смог помочь.

«Для себя я ставлю цель — быть максимально полезным демократическому движению»

— 15 августа 2023 года Верховный суд ликвидировал ОГП из-за того, что партия не подала документы на перерегистрацию. Вы как об этом узнали?

— По-моему, по телевидению сказали, но точно не помню. Если честно, это было ожидаемо, потому что до этого шли разговоры о том, что власти собираются провести перерегистрацию, хотят оставить две-три партии. И было понятно, что нас закроют, как и все оппозиционные партии. Поэтому это не было неожиданностью.

Другой вопрос, что, кроме того, что они закрыли Объединенную гражданскую партию, они еще и забрали наш офис, абсолютно не оформляя никаких документов.

— Насколько я знаю, офис ОГП на улице Хоружей был в собственности партии.

— Да. Позвонили из администрации района и сказали, что я должен передать ключи, и лучше это сделать по-хорошему. Угрозами взяли ключи и сказали: все, на этом вам доступ в офис партии закрыт.

— Были какие-то попытки связаться с вами, сказать, что идет перерегистрация, надо подать документы? Вы же председатель партии все-таки.

— Во-первых, когда власти заявили о перерегистрации, нам предложили самоликвидироваться. Мы на политсовете решили, что не будем этим заниматься. Мы же были официально зарегистрированы, поэтому всегда очень щепетильно относились к этому — аккуратно передавали в Минюст необходимые документы, писали отчеты. У нас всегда вся документация была в порядке. И власти прекрасно об этом знали.

Поэтому мы решили, что не будем играть в их игры. Забегая вперед, социал-демократы это сделали — подали необходимые документы, но их тоже закрыли. Поэтому наше решение было правильным.

— Бывший председатель ОГП Анатолий Лебедько сейчас советник Тихановской по парламентскому строительству и конституционной реформе. Вы планируете с ним работать дальше?

— ОГП закрыли в Беларуси, и мы не имеем возможности вести деятельность в стране, но за границей партия продолжит работать. Анатолий Лебедько — член Объединенной гражданской партии, и так или иначе мы будем сотрудничать.

Для себя я ставлю цель — быть максимально полезным демократическому движению, максимально восстановить ОГП. Партия — это прежде всего люди. И достаточно много членов ОГП выехало. Мы будем работать, помогать, делать все для того, чтобы приблизить перемены. Вне зависимости от того, есть Лукашенко или нет, мы должны делать все, чтобы Беларусь в конечном итоге стала европейской страной.

«В третий раз идти в тюрьму — это перебор, на мой взгляд»

— А почему вы тогда выбрали Брюссель, а не один из политических центров беларуской эмиграции — Варшаву или Вильнюс?

— В Брюсселе есть офис беларуской оппозиции. И это тоже вполне себе центр.

— Жить будете там?

— Не знаю, как будет. Я же недавно приехал. У меня здесь близкие друзья, и поэтому пока здесь. Хотел бы поблагодарить тех людей, которые мне помогли выехать.

Уехал не потому, что мне стало скучно в Беларуси. Было вполне обоснованное ощущение, что могу получить третий срок. А третий раз идти в тюрьму — это перебор, на мой взгляд.

Если после первой судимости я не стал уезжать по моральным, принципиальным соображениям, то сейчас я посчитал это возможным.

Скажу для тех людей, которые говорят, что «мы бы хотели остаться в Беларуси»: по моим ощущениям, разница между тюрьмой и жизнью на воле не очень большая, особенно для бывших политзаключенных. Ты постоянно должен ходить отмечаться, тебя постоянно проверяют.

Ты все время находишься под своего рода колпаком — я видел, что за мной наблюдали. Что-то сделать или сказать ты не можешь.

Там везде царит атмосфера страха. Репрессии не останавливаются. Люди боятся даже разговаривать на многие темы. Это не та Беларусь, которая была до 2020 года. Совсем не та.

— Как вы, с одной стороны, политик, а с другой — бывший политзаключенный, воспринимаете потепление отношений между Лукашенко и Трампом?

После освобождения последней группы политзаключенных были сняты санкции с «Белавиа». Как вы относитесь к мнению, что для освобождения политзаключенных надо идти на диалог с Лукашенко и смягчение санкций?

— У меня двоякое отношение. С одной стороны, не могу не радоваться за тех, кого освободили. Потому что реально в беларуской тюрьме очень тяжело, политзаключенным особенно.

С другой стороны, у меня не пропадает ощущение, что разного рода договоренности поощряют Лукашенко и всю его команду продолжать репрессии.

Когда-то [экс-министр иностранных дел Беларуси] Владимир Макей говорил, что непризнание выборов и введение санкций приведет к уничтожению гражданского общества.

Вот и уничтожили. А сейчас пытаются торговаться. То есть у них есть «ценный товар» с постоянно пополняющимся ассортиментом. Освобождают одних, садят других, начался период такой активной торговли.

С другой стороны, каждый освобожденный человек, который вышел из того пекла, — это всегда радость. Сложно как-то однозначно сказать…

Иногда кажется, что, может, санкций просто недостаточно, раз остаются политзаключенные, включая нобелевского лауреата Алеся Беляцкого, репрессивные законы множатся. Мне думается, надо бороться за освобождение всех политзаключенных, за отмену репрессивного законодательства. На это надо постоянно обращать внимание.

В стране просто демонстративный беспредел. Иногда хочется спросить у этих деятелей, как долго они планируют заниматься всем этим скотством и что будут говорить в суде. И посоветовать: пора готовиться!